Искусство обольщения - Кэтрин О`Нил

– Скажите мне.

– Она говорит нам, что красота искусства может помочь выйти за пределы нашего мира, полного ужаса, и даже сделать сам мир чище и лучше. Едва ли такое послание могла оставить женщина, решившая убить себя. Но в этом и состоит ее трагедия. Она преуспела в своей миссии, но так и не узнала об этом. – Он печально покачал головой. – Жаль, что я не знал ее при жизни. Тогда бы я смог сказать ей, каких замечательных высот она достигла.

Мэйсон не верила своим ушам. Впервые в жизни ее поняли, приняли, оценили.

– Кто вы? – едва слышно спросила она.

– Я? Никто.

– Вы критик? Или вы сам художник? Он хохотнул раскатисто, густо.

– Я не критик, не художник и даже не собиратель. Я просто, так сказать, близок миру искусства. Можете назвать меня ценителем. Но я узнаю шедевр, если его увижу.

– Но у вас должно быть имя.

Он улыбнулся. Мелькнул ослепительный ряд ровных зубов.

– Гаррет. Ричард Гаррет.

протянул Мэйсон руку, и ее рука потерялась в его широкой ладони. Прикосновение его твердой и теплой ладони заставило ее вздрогнуть от возбуждения.

– А вас зовут?.. – Гаррет пришел Мэйсон на помощь, ибо последняя, словно онемев, молча продолжала держать его руку.

– Мэй… – Она вовремя спохватилась. Она была настолько ошеломлена, настолько сбита с толку, что едва не назвала ему свое собственное имя. – Меня зовут Эми Колдуэлл. Я из… Бостона, штат Массачусетс.

– Ну что же, Эми Колдуэлл из Бостона, штат Массачусетс. Я бы сказал, что вы стоите перед дилеммой.

– Дилеммой?

– Полагаю, вы видели ту толпу снаружи, жаждущую приобрести картины вашей сестры. Завтра они смогут продать их впятеро дороже, чем заплатят сегодня. А послезавтра их уже можно будет продать за цену в десять раз выше первоначальной стоимости. Это развивающееся явление, и вам бы надо взять тайм-аут, чтобы посидеть, подумать, оценить ситуацию и найти верную стратегию. Будь я на вашем месте, я бы остановил распродажу прямо сейчас, пока она не началась.

Мэйсон окинула взглядом помещение и увидела, что Фальконе уже собирался открыть двери и впустить публику. Гангстер Джуно Даргело уже снял со стены три холста и махал пачкой банкнот за спиной Фальконе, а Лизетта продолжала отчитывать его за то, что он ставит ее в дурацкое положение этим своим поведением.

Не зная, что делать, Мэйсон подняла глаза на Гаррета и спросила:

– Остановить торг? Вам не кажется, что это все равно, что оставить невесту у алтаря в одиночестве?

– Но это все же лучше, чем всю жизнь жалеть о неверном решении. Просто подойдите к Фальконе и скажите: «Я передумала. Торг отменяется».

Мэйсон бросила взгляд на владельца галереи, поворачивающего ключ в замке входной двери, потом снова на Гаррета. Он пронизывал ее взглядом.

– Вам следует торопиться, – напомнил он ей, – не то будет слишком поздно.

Глава 2

Остановить торг? До того, как он начался? По совету совершенно незнакомого человека?

После всего, через что ей пришлось пройти, не лучше ли смиренно поблагодарить судьбу за то, что удалось хоть что-то продать?

Но с другой стороны, он не был случайным незнакомцем. Вдруг само провидение послало его сюда в качестве путеводного маяка, указующего путь в будущее? Так, может, это будущее сулит ей нечто большее, чем выручку от продажи нескольких картин по бросовым ценам?

Об этом ей знать не дано. Жизнь ее, начиная с той достопамятной ночи на мосту Альма, закрутилась как в калейдоскопе. Странные события сменяли друг друга, складываясь в причудливые орнаменты. Но кое-какие выводы Мэйсон для себя сделала: то, что казалось ей величайшей катастрофой в жизни, могло запросто обернуться благословением, лучшим, что могло с ней случиться.

Два месяца назад, в самую ненастную парижскую ночь на ее памяти, Мэйсон барахталась в ледяной Сене, когда внезапно что-то ударило ее по голове. Она потеряла сознание, успев понять, что наступили ее последние мгновения на этой земле. Но когда позже она очнулась, то с удивлением обнаружила, что каким-то чудом смогла перекинуть руку через нечто плавучее, то, что ударило ее по голове. То ли она смогла забраться на это бревно из последних сил, то ли та самая судьба, которую она проклинала, пришла ей на выручку – кто теперь узнает. У Мэйсон хватило духу на то, чтобы забраться на бревно, и силы покинули ее. Она потеряла сознание. Потом она, как ей смутно помнилось, приходила в себя и снова проваливалась в беспамятство, а быстрый поток все нес и нес ее вниз по Сене.

Когда Мэйсон проснулась – бог знает сколько часов спустя, она увидела, что лежит в теплой постели под пуховым одеялом. Перед глазами всплыло круглое женское лицо, и добрый голос спросил:

– Вы проснулись?

Мэйсон попыталась ответить, но не смогла. У нее не было сил шевелить губами. Спустя мгновение она вновь провалилась в черноту.

Она смутно помнила о том, что металась в бреду, сбрасывая с себя одеяло. Ей было жарко – кожа горела. В комнате было то светло (на улице стоял день), то темно (когда наступала ночь). Мэйсон помнила, что ей в рот вливали какую-то микстуру, после чего она снова засыпала.

Однажды утром Мэйсон проснулась и увидела, что комнату заливает яркий солнечный свет, а на стуле возле кровати сидит женщина и штопает чулок. Мэйсон попыталась приподняться, но оказалась слишком слаба и снова упала в изнеможении на подушки. Наконец она нашла в себе силы спросить:

– Что произошло? Где я?

– Она проснулась! Она выздоровела! – воскликнул кто-то. Затем послышался топот множества ног – вся семья собралась вокруг ее постели: родители, два мальчика, маленькая девочка и беззубая старушка. Они все говорили разом, суетились, бурно радовались ее возвращению к жизни.

Женщина, что штопала чулок, сказала:

– Доктор Дюбуа говорил, что в воде вас что-то ударило по голове. Он утверждал, что вы только чудом не утонули.

– Где я?

– В Рюэй-ла-Гадельер.

Мэйсон с усилием пыталась вспомнить, с чем у нее связывается это название. Здесь творил Ренуар. Но этого просто не могло быть! Рюэй-ла-Гадельер был в пятидесяти километрах от Парижа вниз по течению Сены.

– Сколько времени я уже здесь?

– С тех пор, как Бог привел вас к нам, прошло четыре недели.

– Четыре недели!

Мэйсон попыталась сесть, но голова у нее закружилась, и она опустилась на подушки. Добрая мать семейства пришла к ней на выручку, подложила подушки ей под спину и поправила покрывало, познакомила Мэйсон с членами семьи.

Семейство Каррье занималось фермерством. Жили они на самом берегу. Наутро после бури они заметили Мэйсон, плывущую на бревне вниз по течению. Увидели и спасли. Люди эти были простыми и бедными, и Мэйсон казалось, что они словно сошли с холста Милле.[2] Пьер Каррье уверил ее, что они были счастливы позаботиться о ней и ничего не просят взамен.